Выжившим [litres] - Евгения Мелемина
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Бережок, издалека казавшийся крошечным, на деле таким не был, и Кит пошел к реке, увязая в мокрой почве.
Первым его заметил Алекс, развернулся, приставил ладони ко рту на манер рупора и завыл с интонациями спортивного комментатора:
– А-а-а-а теп-е-ерь! На поле! Появляется номер семьдесят два! Кьюби-и-и с историей в десять победных матчей подряд! К-и-и-ит Х-о-о-га-а-арт!
Томми в очередной раз поднялся с бревна, Карла обернулась.
– Группа поддержки! – продолжил орать Алекс, тыча в нее пальцем. – Где танец? Встречайте!
– Придурок, – сказала Карла.
Она смотрела на Кита настороженно.
– Привет, – сказал Томми. – Алекс, заткнись.
– Почему? – спросил Алекс. – Ему приятно. Нам приятно. Сидели на помоечном берегу, и вдруг сюда скатилась такая звезда… Карла, задирай свитер, он распишется у тебя на груди. Томми, сделай пару кадров, через пять лет я продам их за миллионы.
Кит глянул на него с интересом. Да, такого сложно пустить под пресс травли.
Потом все трое затихли и неловко переглянулись. Кит явно нарушил единство их маленькой команды, влез в процесс общего дела. Никто не знал, о чем с ним разговаривать и зачем он сюда приперся.
Кит знал, что поставил всех в неловкое положение, но ему нужен был Томми.
Он кинул взгляд на джинсы Попугайчика. Так и есть, перемазаны грязью и тиной.
Вся троица замершая, взъерошенная.
– Пойдемте в кино, – сказал Кит. – Я хотел сходить один, но…
– Денег, – сказал Алекс, – денег у нас нет.
– У меня есть.
Карла нерешительно посмотрела на него.
– В долг?
– Нет. Просто мне скучно одному. Вы тут закончили?
– Закончили, – тут же отреагировал Алекс и выхватил фотоаппарат из рук Карлы. – Закончили давным-давно. А попкорн входит в стоимость билета? А ты на машине? Проедемся потом по трассе?
Кит кивнул в сторону Попугайчика.
– Да, если Митфорд снимет штаны.
Томми вспыхнул. Он стоял молча, держа руки в карманах, и вдруг так залился краской, что цвет его лица практически сравнялся с цветом волос.
– Ты не нажимай на него так сильно, – театральным шепотом посоветовал Алекс. – Сначала первое свидание, цветы и коробки конфет – Томми любит сладкое, а потом уж можно и про штаны разговор заводить.
Карла не выдержала и рассмеялась.
– Они у него грязные, – попытался объяснить Кит. – Я имел в виду, у меня новые чехлы, а он в грязи по уши…
Карла хохотала все громче, Алекс улыбался, а Томми попытался отряхнуть джинсы, посмотрел на свою измазанную ладонь и спросил:
– Я что, весь такой?
– Я даже не уверен, что тебя пустят в кинотеатр, – ответил Кит.
Что-то скрипнуло и сдвинулось. Словно тонкий слой целлофановой упаковки разошелся и треснул пополам.
Киту потом приходило в голову странное сравнение: будто это лопнули упаковки, в которые и он сам, и Томми Митфорд были завернуты с самого рождения.
Глава 4
Золотые львиные морды раскалены до белизны. Блики бьют Томми в глаза. Щит не помогает – голову нужно держать высоко. Утомленный жарой, Томми держится стойко, а по спине ползут едкие капли пота. Перед рядом воинов, выстроенных для смотра, ходит Кит Хогарт – он в джинсах, футболке. Но львиные морды… откуда эти золотые львиные морды. Шлем съехал Томми на глаза.
Мучительно, словно от этого зависит вся жизнь, изнемогая от жары, Томми вспоминает: легат? Лавагет?
Нет, все не то… не легат, не лавагет… Кто же ходит перед ним в обличие Кита Хогарта? Кто держит его на изнуряющем солнце и слепит львиными мордами?
Прелат?
Нет, это что-то совершенно другое. Думай, Томми, думай. От этого зависит все – жизнь в пыльном походе к северным германским горам. Думай, иначе в самый ответственный момент порвется ремешок калиги, и ты грохнешься на землю, не успев прикрыться щитом, и короткий меч выпадет из руки, а германский топор войдет точно между глаз и с хрустом, раскачавшись, выйдет обратно, с пылающим алым острием…
Кто он? Легионер? Нет… Центурион? Декурион?
Алый плащ.
Подсказка была в пьесе Минди. Вспомни, Томми, иначе…
Жара, какая жара сегодня в Риме…
Так тяжело думать, так тяжело напрягать память… И вдруг Томми осенило: ну конечно же! Децимация! Вот и выход из сложившегося положения. Каждому десятому – снести голову одним взмахом меча.
И все будет хорошо. Раскроются германские горы, топор останется в мозолистой руке, Томми не потеряет свой меч, а принцепс накинет на раздражающие золотые морды спортивную куртку, и станет спокойно, прохладно и тихо.
Солнце погасло.
Томми открыл глаза. Видимо, за окном ночь, все еще ночь, а он никак не может выпутаться из долгого изнуряющего сна, наполненного бредом по милости высокой температуры.
К трем часам она обычно поднимается под сорок. Быстрее бы все закончилось, подумал Томми, брезгливо сбрасывая влажное от пота одеяло.
Некоторое время он лежал на спине, наслаждаясь прикосновением свежего воздуха к коже, а потом замерз и пришлось поднимать чертово промокшее одеяло, переворачивать и пытаться согреться.
Томми надеялся, что матери не придет в голову заявиться с инспекцией, горячим чаем и парой пилюль. Она неизменно сопровождала эти визиты пояснением:
– Я не сплю из-за тебя третью ночь. У меня жутко болит голова. Доктор запретил мне нарушать режим сна, потому что бессонница влияет на мое давление…
– Прости, – хрипел Томми, страдая от чувства вины.
– Ничего, – говорила миссис Митфорд, – ты мой милый мальчик, ты заболел, я готова умереть от головной боли, но буду рядом.
– Не надо умирать. – Томми сворачивался в клубок. – Иди спать.
Он старался, чтобы этот совет прозвучал ласково, но про себя кричал: «Вали спать, черт бы тебя побрал! Не издевайся ты надо мной, старая сука!»
– Я посижу с тобой, – отвечала миссис Митфорд. – Ничего.
Томми скрипел зубами.
Угораздило же так простудиться. К досаде за собственный идиотизм, который подсказал отличную идею: щедро смочить грязные джинсы ледяной водой из реки и после шататься в таком виде по городу, прибавлялся стыд за произошедшее в кинотеатре.
Стыд и скрытое, робкое чувство, нашептывающее: ну и что плохого, Томми? Что такого страшного в том, что твой бред наполнен одним Китом Хогартом?
Хогарт фигура примечательная, ты так долго хотел дружбы с ним, ты ходил на эти чертовы тренировки и часами пялился на то, как он бегает по полю.
Зачем ты это делал, Томми? Неужели затем, чтобы потом испугаться и мучиться угрызениями совести?
Нужно было спросить себя раньше – почему ты ходишь на эти тренировки?
Успокойся, Томми, успокойся, ты ничего плохого не сделал.
И все равно Томми ворочался, кусал подушку и страдал от стыда.
